Когда я была маленькой, родители часто отправляли меня погостить к бабушке. Тогда я этого не понимала, а сейчас я могу сказать, что она была истово верующим человеком. Вот только была одна странность, она никогда не ходила в церковь. То, что это странно, конечно, я понимаю сейчас.
Но в период моего детства я воспринимала это, как само собой разумеющееся. Тем более что хождения по церквям в те времена не сильно приветствовались. Туда ходили только старушки. Но моя бабушка – нет.
Но каждый вечер, уложив меня спать, она садилась на кресло в комнате, закрывала глаза, а ее губы шевелились, словно она с кем-то разговаривает. Бабушка думала, что я сплю, а я потихоньку наблюдала за ней, пока в самом деле не засыпала.
А еще она постоянно помогала людям. Кто бы ни обратился к ней за помощью, она ни разу никому не отказала. Ни разу. А часто помогала и без всяких просьб, если видела, что человеку плохо.
Делилась последним с нищими, ухаживала за больными, собирала в последний путь покойника. И было видно, что все это она делает с настоящим желанием, это было ей не в тягость. И тем более, она никогда не брала никакой платы за свои труды.
И меня старалась учить тому же самому. Однажды, когда уже немного подросла, я спросила ее, зачем она все это делает, ведь ей уже немало лет, разве она не хочет просто отдохнуть, а не идти куда-то выполнять обязанности сиделки при тяжелобольном? К тому же – бесплатно. И тогда она рассказала мне следующую историю.
Это был тот год, когда война была в самом разгаре, и ее исход был еще далеко не ясен. Дед воевал на фронте, а бабушку, у которой на руках оставалось двое маленьких детей, эвакуировали в Горьковскую область. Теперь этот город называется Нижний Новгород, а тогда – Горький.
Эшелон шел долго, конечно, в нем не было никаких современных удобств, да еще он постоянно стоял в тупиках, пропуская идущие на фронт поезда. Было жаркое лето и в поезде, набитом беженцами, начался тиф. Тогда бабушка потеряла своего первенца, которому было только 4 года.
Она сама оплакала его и похоронила, вырыв голыми руками небольшую могилку в песке около железнодорожной насыпи. Теперь даже и не вспомнить – где именно. Много таких забытых безымянных могил вдоль российских дорог накопилось за годы войны.
Но у нее на руках оставался еще младший Мишенька, которому на тот момент было только несколько месяцев. Чтобы освободить руки, бабушка привязала его к груди большим платком.
Постоянно хотелось пить – но воды не было, ее не было и для того чтобы умываться или обмыть ребенка. Малыш плакал от голода и от опрелостей, а у бабушки пропало молоко. Потом он уже и плакать перестал, видимо поняв, что это бесполезно.
Через несколько дней налетела немецкая авиация и разбомбила беззащитный эшелон с беженцами. То, что ей удалось спастись, бабушка считает настоящим чудом. Она даже не помнит – как. Видимо, ее отбросило с привязанным ребенком взрывной волной.
Когда она очнулась за насыпью, все вокруг дымилось или еще горело. Бабушка не знала – выжил ли кто-то еще, она не слышала криков людей, потому что почти оглохла от контузии.
Пошатываясь, она встала, увидела впереди тропинку, уходящую в поля, и пошла по ней, прижимая к груди малыша. Она даже не знала – жив ли он, потому что боялась посмотреть и увидеть, что он умер. Она просто шла по тропинке, сама не зная, куда и зачем.
Но жара была изнуряющей, а силы человеческие не безграничны. У бабушки не было ни воды, ни хлеба. Ничего. Ни капли и ни крошки. Тем не менее, она падала, поднималась и снова продолжала идти.
Вокруг не было ни одной души, только бесконечное поле, справа и слева, поросшее высокой созревшей колосящейся рожью. Бабушка пыталась жевать ржаные зерна, но они застревали у нее в горле – она изнемогала от жажды.
Она не знала, сколько прошло времени до того, как ее покинули последние силы. Но, в конце концов, она потеряла последнюю надежду и рухнула на утрамбованный ногами песок, прижав к себе малыша, который не издавал ни звука и, казалось, уже не дышал.
Но бабушка боялась посмотреть на него. Единственное, о чем она просила небеса, это о смерти. Она не могла и не хотела увидеть мертвым своего последнего ребенка. Потом, она закрыла глаза и, казалось, потеряла сознание.
Она пришла в себя от того, что кто-то настойчиво тряс ее за плечо. Бабушка с трудом открыла глаза и увидела, что над ней наклонилась немолодая женщина в сельской одежде.
У нее было усталое лицо обычной деревенской жительницы, серое от пыли и пота. Приподнявшись на локте, бабушка заметила довольно большие босые ноги, давно не знавшие обуви. Незнакомка смотрела на нее с большим сочувствием. Затем она что-то сказала, но бабушка не расслышала – сказывались последствия контузии.
Возможно, что она что-то спрашивала, но увидев, что бабушка не отвечает, просто сняла с плеча грубую холщовую торбу и достала из нее настоящее богатство – бутылку с молоком довольно объемный каравай домашнего свежеиспеченного хлеба. Хлеб она разломила надвое и протянула половину бабушке, вместе с молоком.
Бабушка жадно набросилась сначала на молоко, а потом и на хлеб. Увидев, что она немного пришла в себя, незнакомка поднялась и указала рукой вперед.
– Как сможешь, вставай и иди туда - там скоро найдешь людей – сказала она, и сама медленно пошла в том же направлении. Очень скоро она скрылась из глаз – бабушка даже поблагодарить ее не успела.
Она быстро поднялась и пошла вслед за своей спасительницей, но не увидела ее. Это было очень странно, потому что ржаное поле уже закончилось, и перед бабушкой лежала абсолютно прямая, но и абсолютно пустая до самого горизонта дорога. Куда же она могла подеваться?
Впрочем, в тот момент бабушка об этом не думала – у нее была куда более важная забота – нужно было накормить малыша. К счастью, он, хотя и был сильно измучен, но все еще дышал.
Затем бабушка собралась с силами и снова двинулась в путь. Она полагала, что ей придется еще долго идти, однако спустя примерно четверть часа она увидела перед собой небольшую деревушку, которая появилась около дроги тоже самым неожиданным образом.
Бабушка была готова поклясться, что еще несколько минут назад она ее не видела. Это было настоящим спасением – здесь были люди, здесь можно было вымыться отдохнуть, и подумать о том, что делать дальше.
До самого конца войны бабушка прожила в этом селении – ее приютила одна сердобольная старушка, у которой два сына были на фронте.
Но что самое удивительное – сколько бабушка не разыскивала свою таинственную спасительницу, никто из жителей ни этой деревни, ни тех, что находились неподалеку, ее не знал.
Сколько бабушка не описывала женщину, встретившуюся ей на дороге и поделившуюся с ней хлебом и молоком – никто не мог понять даже, о чем она говорит.
С тех пор прошло много лет. Мальчик, которому тогда было всего полгода, и который мог умереть на руках своей матери, благополучно вырос и стал моим отцом. Что же касается моей бабушки…
Как я уже сказала, моя бабушка была глубоко верующей женщиной. Но с Богом у нее были свои, особые отношения. Она всегда считала, что верить в Бога, это значит творить добро, а не бить поклоны в церкви или зажигать свечи перед иконами. Всю свою жизнь, спасенную таинственной незнакомкой в далеком 1942 году, бабушка посвятила тому, чтобы отблагодарить ее, делая добро другим людям. Так она старалась научить жить и меня.
©