Народы, которые раньше других приняли и признали Христа Мессией и Богом, которые ждали нового Бога, пусть даже теснейшим образом связанного с иудаизмом, но отвергнутого этой религией и потому как бы свободного для всех, столь жаждавших новой развитой всеобщей религиозной системы, не были группами римлян. Это были секты восточных окраин империи, где жили в основном потомки различных ближневосточных народов.
И хотя в большинство из таких сект вместе с Мессией Иисусом вошли многие элементы иных учений, будь то митраизм, гностицизм или неоплатонизм, главное было в ином: все они (и здесь сыграл не малую роль синагогальный иудаизм, широко распространившийся со своим монотеистическим видением мира во всем регионе, о котором идет речь) так или иначе стремились именно к монотеизму. Наступило его время. Ожидание Мессии сконцентрировало внимание на одной великой божественной персоне. Чего же ждали или могли ожидать люди от Мессии, ставшего Богом?
Идеи раннего христианства
Разумеется, такого, чего не было раньше, когда практически везде господствовал политеизм. Чем же принципиально монотеизм отличался от политеизма? Частично выше уже затрагивалась эта проблема, во всяком случае в теоретическом плане. Но теперь вопрос стоит несколько иначе. Чего ожидали от монотеизма те, кто уже давно был знаком с этим видом религиозной культуры, но не был удовлетворен тем его вариантом, который процветал у иудеев — даже если в сектах преобладали те же иудеи?
Ждали, если в двух словах, спасения и умиротворения, причем для всех. Ведь основная идея христианства, как она была разработана уже первыми последователями новой религии, — это именно идея греха и спасения. Люди грешны, причем именно это уравнивает всех их эллинов и иудеев, варваров и римлян, рабов и свободных, богатых и бедных. В грехе они равны перед Богом, для которого все они тоже должны стать одинаково близкими.
Могут ли люди очиститься от грехов начиная с первородного греха Адама и Евы, который тяжелым камнем висит на человечестве? Да, могут. Но только в том случае, если они сами осознают, что грешны, если исправят свои помыслы в сторону сознательного самостоятельного очищения от грехов и если — последнее, но и наиважнейшее — поверят в великого божественного Спасителя, который не просто указал путь к спасению, но и, взяв на себя грехи человеческие и приняв смертную муку за них, отошел в мир иной, а затем чудесным образом воскрес, став для поверивших в него Богом.
Символы веры в раннем христианстве
В этом пункте с первых же шагов христианства возникла неувязка, которая явилась поводом для многочисленных веками длившихся и породивших немало расколов христологических (лучше сказать тринитарных — от Троицы) споров. Речь о едином Боге в трех лицах — Боге Отце, Боге Сыне и Боге Святом Духе.
К этим спорам мы еще вернемся. Но пока заметим, что вера в единого Бога и Святую Троицу, благочестивая жизнь, покаяние в грехах с облегчающей душу исповедью и надежда на царствие небесное после смерти и тем более второго пришествия Христа и Страшного суда — вот основа того, что каждому следовало принять. Эти заповеди раннего христианства стали фундаментом новой религии, причем они быстро обрели широкую популярность, а адепты христианства начали распространяться по всей империи.
Гонения на первых христиан
Римские верхи вначале не только не приняли христианства, но и организовали на него гонения (откуда и избиения сторонников новой религии). Неудивительно, что религия ответила своим гонителям ненавистью. Будучи бесправными и гонимыми, сторонники ее не были лишены энергии неофитов и пафоса радикального переустройства общества. В одном из наиболее известных произведений Нового Завета — в Апокалипсисе (Откровение святого Иоанна Богослова, автора одного из Евангелий) с огромной силой прозвучало осуждение Рима как «великой блудницы», как нового развратного Вавилона со всеми его «мерзостями».
Ангел Божий предрекает падение этого Вавилона, после чего силы небесные победят мрак и мерзость и на обновленной земле возникнет «новый Иерусалим» во всем величии своей славы, с древом жизни, активно плодоносящим во имя всеобщего блага.
Мистика Апокалипсиса красноречива. Она не забывает о корнях христианства («новый Иерусалим») и клеймит развратный Рим. Если добавить к ней проповедь всеобщего равенства, что в наполненном рабами Риме немалого стоило, а также осуждение богатства и стяжательства («скорей верблюд пройдет через игольное ушко, чем богач попадет в царствие небесное») и подчеркивание обязанности трудиться («не трудящийся да не ест»), то не окажется ничего удивительного в том, что к христианству тянулись в первую очередь бедные и угнетенные, рабы и изгои, обиженные и униженные. Неудивительно и то, что верхи Рима на первых порах восприняли новую религию как нечто сомнительное, если не вредное. Но проходили немногие десятилетия, и ситуация постепенно менялась.
Жизнь первых христианских общин
Первые христианские общины заимствовали от предшественников (типа ессеев, коллективы которых пополнялись лишь за счет новых сторонников) черты аскетизма, самоотречения и благочестия. Позже к ним были прибавлены акты крещения, причащения и некоторые другие.
Но все различные раннехристианские секты достаточно долго оставались замкнутыми и обычно возглавлялись харизматическими лидерами, каждый из которых имел возможность самостоятельно толковать некоторые — чаще всего не очень ясные — проблемы. Такого рода лидеры — учителя, проповедники и аскеты — обычно отличались от остальных тем, что имели «видения», прислушивались к «гласу Божьему», «внутреннему голосу» и считались «осененными благодатью». Легко понять, что часто они были людьми возбудимыми и неуравновешенными, и это не могло не сказываться на том, о чем они вещали идущим за ними последователям.
Формы и направления раннего христианства
Практически как раз на этом раннем этапе развития в различных христианских общинах и закладывались основы того смешения реальных фактов недалекого прошлого с мифо-поэтическим наследием, которое затем и обретало черты достоверного предания, о чем уже вскользь упоминалось.
Процессу становления новой религии, особенно уже после появления и тем более канонизации Евангелий и других текстов христианского Нового Завета, многочисленные варианты и отклонения не могли не мешать. Это означало, что первоначальную пестроту мнений, ритуалов и догматов в многочисленных общинах следовало ликвидировать, заменив канонической жесткостью новой и на многое претендовавшей религии. Примерно это и было основной тенденцией развития и трансформации раннего христианства, в котором вначале отчетливо выделились два противостоявших друг другу течения — проиудейское, представленное, в частности, Апокалипсисом, и антииудеиское, связанное прежде всего с деятельностью апостола Павла и его учеников.
Проиудейское направление вскоре заглохло, а паулинизм получил распространение и стал внутренней основой христианства. Именно в рамках паулинизма с его тезисом, что для христианства нет ни эллина, ни иудея, что Богу угодны все, произошел окончательный разрыв новой монотеистической религиозной системы со свойственной иудаизму национальной ограниченностью. Такого рода переосмысление христианства в духе паулинизма и стало отправной точкой его трансформации в сторону организованной вселенской церкви. В этом смысле Павла можно было бы считать первым патриархом, если даже не основателем христианства как новой монотеистической вселенской религии. С паулинизма берет свое начало и раскол, даже антагонизм между христианством и иудаизмом.
Паулинизм способствовал переключению радикальной активности своих приверженцев с критики существующих в Риме порядков на критику соперничающей религии, представители которой оказались теперь виновны во всех грехах и даже преступлениях — они ведь, в конце концов, распяли Христа. Кроме того, паулинизм сделал резкий акцент на загробное воздаяние, на вознаграждение за терпение и страдания блаженством на том свете. Эти два очень существенных нововведения сыграли важную роль в процессе всей дальнейшей трансформации раннего христианства.
Появление церковной структуры в христианстве
В условиях постоянно становившейся все более жесткой догматической основы вероучения уходила в прошлое ранее отличавшаяся свободой духа жизнь первоначальных общин, которые возглавлялись харизматическими лидерами. На смену пророкам приходили избиравшиеся верующими (а затем утверждавшиеся сверху) важные лица — дьяконы, епископы, пресвитеры. Из их числа на переднем плане со временем оказались епископы, в чьих руках вначале были только казна и хозяйственные дела общины. Уже со II в. именно они занимались толкованием сложных проблем догматики и культа и начали играть не только в своих общинах, но и в целых группах соседних общин руководящую роль.
Замена харизматических лидеров была неизбежным условием укрепления иерархии церкви и всей структуры новой религии. А те из лидеров, кто все еще отличался своими «видениями», «внутренним голосом» и т. п., не только решительно отстранялись от руководства общинами (если это не были группы еретиков), но и просто вынуждены были изменять привычный образ жизни. Как правило, они становились монахами и добровольно уходили в монастыри, которые стали в обилии возводиться прежде всего в восточной части Средиземноморья. Авторитет монастырей и живших там «святых отцов» не только не препятствовал церковным иерархам строго следить за паствой, но и придавал религии в целом немалый дополнительный вес.
©