Несмотря на лингвистические способности Эмпедокла, значение некоторых из его сохранившихся слов остается предметом горячих споров вот уже почти две с половиной тысячи лет после того, как он их написал. Неизбежные рационалистические тенденции последующих ученых и философов изгнали из его поэзии магию, требуя от изучающих эзотерическую традицию оживлять их как можно лучше.
О чем говорил Эмпедокл
Такие, как Беркерт и, прежде всего, Кингсли, вдохнули новую жизнь в уцелевшие фрагменты и позволили словам в них вновь творить свою древнюю магию. Судьба тоже сыграла свою роль: в 1992 году было установлено, что на пятидесяти двух фрагментах папирусного свитка, купленных в Египте в 1904 году и лежавших без признания на протяжении десятилетий, были некоторые сочинения Эмпедокла.
Свиток папируса, который в наши дни называется Страсбургским папирусом, по-видимому, был частью венка из некрополя в древнем Панополисе (ныне Ахмиме) на юге Египта. В этом свитке примерно семьдесят четыре строки сочинений Эмпедокла, которые в точности совпадают с фрагментом, долгое время считавшимся самым важным из его сохранившихся речений, «Фрагментом 17».
«Но это еще не все открытия, - отмечает ученый Симон Трепанье. - Стихометрическая отметка на последней строке “ансамбля а” указывает на то, что эта строка была 300-м стихом именно этой книги. Это позволяет нам утверждать, что фр. 17, который Симплиций цитирует из первой книги «Peri Phuseos» [О природе], должно быть, начинался примерно в строке 233 той же книги. Таким образом, фр. 17 является не только самым длинным из сохранившихся отрывков досократической философской поэзии, но и одним из наиболее твердо заверенных».
Эмпедокл глазами Питера Кингсли
Идентификация, транскрипция и перевод фрагментов Страсбургского папируса не просто добавили несколько строк к сборнику сохранившихся трудов Эмпедокла, но произвели такой фурор в ученом сообществе, что Эмпедокл снова оказался в центре внимания, чего ему и хотелось. Это внимание вылилось в недавние исследования этого необыкновенного старого мага, что, в свою очередь, привлекло еще больше людей (как ученых, так и любителей) к захватывающей и противоречивой работе Питера Кингсли.
Кингсли объединил строгие научные изыскания с глубоким пониманием и воображением, создав таким образом, безусловно, наиболее полный и вполне сносный, хотя все еще интригующий своей загадочностью образ Эмпедокла. Возможно, наиболее интересным аспектом подхода Кингсли является тот факт, что он считает себя в первую очередь мистиком, а не ученым. Для него Эмпедокл и Парменид являются живыми учителями, с которыми он поддерживает мистические отношения на уровне, очень далеком от педантичных интеллектуальных рамок академической науки.
Из-за этого его работу, конечно, еще труднее принять многим ученым, изучающим античность, несмотря на признание, которое она получила от таких выдающихся авторитетов, как Вальтер Буркерт. Его оппоненты в лучшем случае могут только зря придираться к мелочам. Хорошим примером этого послужит теория Эмпедокла о четырех стихиях.
Четыре стихии Эмпедокла
По мнению Аристотеля, Эмпедокл первым предположил, что фундаментальными строительными блоками вселенной являются четыре классических стихии (Огонь, Вода, Земля и Воздух), которые он называет корнями. Эти стихии, как их первым назвал Платон, являются центральными для понимания таких традиционных эзотерических дисциплин, как алхимия, астрология, герметическая магия и Каббала, а также Викка, (нео)друидизм, неоязычество и западные интерпретации многих традиций коренных народов, таких как индейский шаманизм. Что бы мы без них делали?
Даже если бы мы больше ничего не знали об Эмпедокле, этого вклада было бы достаточно для того, чтобы обеспечить его бессмертие в анналах западного эзотеризма. Но для Эмпедокла эти четыре созидательных принципа - не просто строительные блоки, оживленные (каковыми они стали позже) соответствующими духами стихий (такими как саламандры и сильфы). Они сами по себе априори являются бессмертными божествами.
Именно в приписывании «корней» их верховным божествам Эмпедокл придумал изящную загадку, чтобы сбить с толку непосвященных и заставить их спорить спустя две с половиной тысячи лет.