Вот уже два года, как у меня в шкафу стоит графин. Я получил его в подарок от мамы, а ей он достался от бабушки. Впрочем, бабушку я почти не помню, потому что она умерла, когда мне не было еще и 6 лет. Мама использовала графин редко, только по праздникам, когда в него наливали сок или вкусную газировку.
Меня он интересовал только в эти моменты, в остальное же время мне не было никакого дела до этого предмета домашнего обихода. Хотя теперь я понимаю, что графин этот был очень красивым, когда он стоял на столе, то напоминал огромный драгоценный камень, лучики света причудливо переливались в его резных хрустальных гранях.
Когда родители приобрели в квартиру новую мебель, мама решила выбросить старый, вышедший из моды сервант, а заодно и большую часть посуды, которая в нем хранилась. Графин тоже должен был оправиться на помойку, но я, сам не знаю почему, достал его из приготовленного на выброс пакета.
Мама очень удивилась и спросила меня, зачем он мне нужен. А я сказал, что ели уж графин достался нам от бабушки, то нужно сохранить семейную реликвию. На том и порешили. Графин перекочевал в новый шкаф, а мы с мамой отправились пить чай.
На кухне я завел разговор о бабушке, а еще точнее – о ее матери, то есть моей прабабушке. Согласно семейной легенде, графин первоначально принадлежал именно ей. В сущности, я о ней ничего почти не знал, ни где она жила, ни кем работала. И попросил маму рассказать, что она о ней помнит. Мама задумалась.
Как оказалось, прабабушка, как и мы, проживала в Питере, образования у нее не было – она успела окончить только несколько классов церковно-приходской школы. А потому до революции служила горничной у господ, потом устраивалась куда возьмут – убирать, постирать и все такое.
Умерла она от чахотки в довольно молодом возрасте – бабушке тогда только-только 5 лет исполнилось. Я помнил старую фотографию, которая хранилась в нашем семейном альбоме. На ней была изображена высокая худая женщина с черными волосами, державшая на руках маленькую девочку – мою бабушку.
Как сказала мама, чахоткой, или, правильнее сказать, туберкулезом, прабабушка заразилась еще в юности, когда сидела в тюрьме. В этом месте я чуть не подавился чаем.
- Она что, была революционеркой? Как она в тюрьму попала? За что?
- Да ни за что. Никакой революционеркой она не была. До революции, совсем еще девчонкой служила в доме у одного инженера, - мама подлила мне чай. – А инженер этот, в свою очередь, служил у Путилова на заводе.
В общем, был человеком довольно состоятельным и мог позволить себе многое. Прабабке тогда только 16 лет исполнилось, и она ему приглянулась. Понятно, жениться на ней он не собирался, так, роман закрутил и соблазнил ее.
Дело закончилось беременностью, и Ниночка – так звали прабабушку – когда узнала об этом, бросилась к нему в слезах, надеясь, что он все-таки поступит, как порядочный человек.
Для молодой незамужней девушки оказаться беременной в те годы было страшным позором. Конечно, он сказал ей, что ни о каком браке и речи быть не может, но дал ей денег для того чтобы она каким-то путем избавилась от ребенка.
Но Нина и думать об этом не захотела. От денег отказалась и уехала к матери в деревню. Мать ее погоревала, конечно, но от родной дочки не отказалась. Там и родилась бабушка.
А через два года грянула беда. В дом к ним пожаловали приставы и Нину забрали в участок. Как оказалось, инженер тот вскоре после ее отъезда заболел странной недугом – вроде ничего и не болело, но начал он слабеть и чахнуть.
К каким только докторам не обращался – но вылечить его никто не смог. В общем, помер он, и похоронили бы его на местном кладбище, как положено. Да только вскрытие показало, что умер он от какого-то неизвестного яда.
Началось следствие, конечно, докопались до романа с молоденькой горничной и до ее внезапного отъезда. Вот подозрение в отравлении на Ниночку и пало. Привезли ее обратно в Петербург и предъявили обвинение в умышленном отравлении бывшего хозяина и любовника. Мол, решила она ему отомстить за то, как он с ней поступил.
Пару месяцев прабабушка провела в тюрьме – холодно там, сыро, народ разный, вот там, видимо, туберкулезом и заразилась. А потом в феврале революция случилась. Тогда только Ниночка из тюрьмы вышла и обратно в деревню вернулась.
Забрал я графин у мамы и привез его к себе домой. Решил использовать по назначению. Вымыл хорошенько, перелил в него коньяк из бутылки, поставил на стол. Пить, правда не стал – не люблю в одиночестве. Просто решил полюбоваться. Сижу, рассматриваю, как искры на гранях играют.
И вдруг показалось мне, что внутри графина словно какой-то свет появился. Заиграл он разноцветными пятнами – знаете, как фонарик, который включают на дискотеке. А потом пятна эти в странное изображение складываться начали.
Сначала я отчетливо увидел представительного мужчину средних лет, с окладистой бородой, потом он исчез, и на его месте появилась прабабушка в молодости – я узнал ее по фотографии, а мужчина, как я понял, скорее всего, был тот самый инженер.
А потом я их уже вдвоем увидел – как она перед ним рюмку с каким-то напитком ставит. А он ее за руку взял, к груди своей прижал и что-то говорить ей начал – вот только звука не было. А Ниночка руку у него вырвала, рассердилась и убежала.
Остался инженер один, потом достал из кармана какой-то пакетик небольшой, высыпал из него себе в рюмку порошок белый, взболтал и выпил. Посидел так еще с полминуты, а потом вдруг рукой себя за горло обхватил, словно душило его что-то, и упал лицом на стол. И все исчезло.
Вот такое видение мне было. Как я уже сказал, в тот вечер я не пил ничего кроме чая. И после, сколько графин ни рассматривал, ничего такого в нем больше не появлялось.
Но зато я теперь точно знаю, что прабабушка моя не травила своего соблазнителя. А что это был за порошок – кто ж его знает. Может он давно какими-то наркотиками баловался, вот и отравился в конце концов.
©